Узнали в лагере, что они два брата, и перевели брата в другой лагерь на небольшое расстояние – 300 километров или 500. Интинские лагеря, Печорлаг.
В лагере заключенные, узнав, что он священник, из алюминиевой ложки сделали крест иерейский. Батюшка крестик этот хранил, потом отдал его одному священнику Элладской Церкви.
Он очень твердый был, но не выставлял свой опыт лагерной жизни на широкую публику. Больше о других людях печалился. Например, он рассказывал, что с ним в лагере сидел военный летчик, Герой Советского Союза, которого, как всегда по тем временам, в шпионаже ухитрились обвинить. И тот сначала очень долго писал во все инстанции, потому что, батюшка говорил, нам было понятно, за что мы сидим: мы сидим за веру во Христа, – а те люди, которые жили в другой реальности, не могли принять ее в отношении себя. Так что сначала этот герой, летчик военный, очень долго писал письма во все инстанции, а потом сошел с ума.
От отца Кирилла я никогда не слышала осуждения, а ведь он какие лагеря прошел!
Или вот еще история отца Кирилла. Заходит в лагерный барак охранник. После войны обстановка в лагерях была уже другая, не такая, как до войны. Так вот, заходит охранник, ему не понравился кто-то из заключенных, и он его застрелил на глазах у всех. А расстреливать же просто так нельзя. Оттаскивают труп к ограде, вешают на забор лагерный и пишут протокол: «Застрелен при попытке к бегству». Это все отец Кирилл своими глазами видел.
Потом, после смерти Сталина, уже немножко другие были времена, и батюшка работал на строительстве – как я поняла, город Инта был полностью построен лагерниками. Он говорил: «Мы всё строили: и школу, и дома – как перед Богом. Честно работали. Но когда нам приказали построить еще один барак для заключенных, мы отказались». Я спрашиваю: «Ну и как, батюшка, сошло с рук?» А он говорит: «Ну, это было уже после смерти Сталина».
Расскажу и случай, из которого видно, что Божиим людям тоже иногда своеобразное чувство юмора присуще. Как-то проректор нашей духовной академии говорит: «Отец Кирилл, как вы хорошо выглядите!» «А у меня, – отвечает батюшка, – в санатории хороший врач был». – «Да? А кто?» – «Лаврентий Павлович Берия». Вот такое чувство юмора у старца было. В отношении себя человек юмор этот может проявить, конечно.
«Молиться надо, а не книжки читать»
В нашей обители жила одна блаженная старица – она была неявленная, но прозорливая. Человек незаметного, может быть, для многих подвига, но высокой, святой жизни. Удивительный человек! Не всегда, конечно, такую святость можно уразуметь: она была блаженная, и поступки ее крайне неординарными были, понять их плотским разумом трудно. И если человек совсем незнаком с традициями этой святости, не читал житийную литературу про, например, новгородских святых, которые и дрались, и кидались камнями, он далеко не всегда поймет это, может даже и соблазниться, осудить… Хотя вот недавно вышел один современный роман, там как раз эти образы древней святости автор постарался приблизить к современному менталитету и показать, почему это происходит. Говорят, этот роман получил какие-то премии. Значит, мирянам это интересно, и они тоже могут это понять.
Порвала она эти фотографии – самых дорогих для нее людей – и говорит: «Скоро встретимся!»
Наша старица Александра Степановна делала необычные вещи. Была, например, такая история. В богадельне при нашей обители жили бабушки старенькие, мирские большей частью. Кто-то лежачий, кто-то немножко по комнате ходил. А страсти у людей какие, особенно у стареньких? Например, привязанность ко всему земному. Вроде бы, кажется, еще чуть-чуть, и уже на небеса идти, а человек дорожит земным. И бабушки наши много всяких вещей насобирали – хлам всякий, а им все это ценно. И вот кто-то пожертвовал в богадельню матрас – оказалось, с клопами! И развелось этих клопов видимо-невидимо, так что пришлось все сжечь, в том числе и почти всю накопленную бабушками рухлядь. Бабушки ужасно расстроились. Такая трагедия! А у многих были фотоальбомы, и их, конечно, жечь не стали. И вот старица Александра Степановна берет свой фотоальбом, вынимает фотографии своих близких – мужа, о котором она всем рассказывала: в день свадьбы ее мужа, военного летчика, вызвали на задание, и в этот день он погиб, а она больше никогда не выходила замуж, с сестрой своей жила… так вот, она берет все эти фотографии и на глазах у бабушек рвет на части! А там были и фото старцев – я видела ее фотографию с ныне канонизированным владыкой Зиновием (Мажугой), потому что они ездили к нему и возили продукты, деньги, это был подвиг в советское время, в 1960-е, 1970-е годы. Казалось бы, фотографии – самое дорогое, что связывает с прошедшей жизнью, а она порвала их. Сидит и говорит: «Ну, скоро встретимся».
У Александры Степановны память поразительная была. Она и стихи читала наизусть, целые поэмы, Псалтирь прекрасно знала. И вот мы решили подарить ей Псалтирь. Она взяла, демонстративно поцеловала, потом в ведре пополоскала и говорит: «Молиться надо, а не книжки читать».
(Окончание следует.)
Источник: monastery.ru